Владимир Бодякшин: «В трудную минуту говорю себе: «Держись, Степаныч!»
Глава города в 1988-90 годах вспоминает о днях минувших и заглядывает в будущее
Владимир Бодякшин руководил нашим городом в 1988-90 годах – время переломное, противоречивое, для кого-то - очень интересное, для кого-то - тревожное. Сейчас, несмотря на свои 65 лет, Владимир Степанович не ограничивает себя только семейными заботами. Он продолжает помогать развиваться фирме, с которой связаны последние годы его трудовой деятельности. Поэтому свободного времени у него не больше, чем раньше – Бодякшин держит себя в курсе всех событий, особенно – происходящих в нашем городе и области и читает массу периодики.
«Начинал совещание с анекдота или крепкого словца»
- Владимир Степанович, чем из того, что вы сделали на посту главы города, вы гордитесь больше всего?
- Непросто что-то выделить. Но усилия впустую не затрачивались. Мы построили по немецким технологиям экспериментальный жилой комплекс (ЭЖК) на Мещерском озере. И там были очень полезные нововведения. Например, первый в городе так называемый проходной тоннель для коммуникаций – чуть поменьше в диаметре, чем тоннель метрополитена. Чем он удобен? Туда можно в любой момент зайти, не разрывая землю, и отремонтировать или заменить трубопровод, кабель. Конечно, он дорог, но дорогие вещи всегда окупаются. Такие тоннели функционирует многие десятки лет, но, к сожалению, в нашем городе ничего подобного больше не делали.
Другое важное новшество – у нас в Нижнем не было ни одного дома, который бы хоть как-то удовлетворял потребности инвалидов. А в домах на Мещерке мы предусмотрели двухъярусные квартиры, в которые на инвалидной коляске можно было въехать прямо с улицы. Инвалиды так благодарили нас за это! К сожалению, широкой практики строительства таких домов в городе нет. У заказчиков отсутствует коммерческий интерес.
- Рассказывают, что в связи с проектом ЭЖК у вас даже произошла серьезная стычка с кем-то из московского начальства…
- Дело было так. Несколько домов уже были готовы ко вводу в эксплуатацию, а лифты нам так и не поставили. И вот с проверкой в город прибыл министр строительства Владимир Иванович Решетилов. Это был очень крупный, красивый мужчина, очень умный и деятельный руководитель, но вспыльчивый.
И вот собрались мы подвести итоги. Владимир Иванович очень воинственно потребовал указать пальцем на виновника срыва сроков. Кто-то из товарищей обронил: «У нас есть председатель горисполкома». Владимир Иванович тут же резко подошел ко мне, схватил за лацканы пиджака и так крепко тряхнул, что у меня треснул по шву рукав. Я себе внутренним голосом сказал: «Спокойно, Степаныч, ни в коем случае не выходи из себя». А Владимиру Ивановичу говорю: «Давайте разберемся один на один».
Выходим в комнату для отдыха. Он залпом выпивает стакан воды и опять хватает меня за лацканы, брызгает слюной в лицо. И тут я уже не выдержал. И ударил его в лицо. Я тоже не очень хрупкий. Министра отбросило к стене…
- Страшно представить, что было потом…
- Как раз потом начался конструктивный диалог. Министр стал совершенно спокойным. Я говорю: «Загвоздка одна – лифты. Вы нам поможете решить проблему?» Он спрашивает: «А вы гарантируете, что за оставшиеся две недели до Нового Года сделаете такой объем работ?» «Гарантирую». «Лифты будут». «Разборка» закончилась на конструктивной ноте.
Я хочу сказать, что это были люди слова, крепкие по духу. Да, они были взрывные, но делали очень большое дело.
- То есть вы извиняете начальников-самодуров?
- Самодур – это тот, кто не разбирается в существе вопроса, несмотря на наличие нескольких дипломов. И пытается компенсировать свою ущербность волевыми, но вредными решениями. Плюс к тому, самодур – человек настроения. А руководить коллективом, государством, отраслью в зависимости от того, с какой ты сегодня встал ноги, нельзя. Да, Решетилов был эмоционален, но его мозг работал на созидание, а не на прозябание и развал. Когда у человека есть государственная ответственность, ему многое можно простить.
- А вам приходилось кричать на подчиненных?
- Нет, из себя я не выходил. Да я и по характеру флегматик. Но иной раз приходилось быть жестким. Например, когда строили метрополитен. С каким трудом он нам давался! Регулярно вместе с Соколовым и Марченковым (Марченков – один из руководителей города, Соколов – 1-й секретарь горкома КПСС – Авт.) мы ходили по этим тоннелям, и я набирал информацию для еженедельного разбора хода строительства. А перед совещанием думал, с чего его начать, чтобы до людей достучаться - с анекдота ли, с поздравления, а, может, и с крепкого словца? Но это, разумеется, когда на совещании не было женщин.
А к директорам крупных заводов использовал иной подход. Как правило, к себе их не приглашал. Говорил: «Я сам подъеду». И вот когда сам приезжаешь к директору завода, его властное самолюбие диктовало ему желание продемонстрировать свое могущество. В результате вопрос быстро решался.
«Целую неделю ночевал в кабинете»
- Самые тяжелые дни в своей карьере помните?
- Когда я работал еще в Ленинском райкоме партии, произошла страшная авария на тепломагистрали на улице Новикова-Прибоя. От нее питалась большая часть Ленинского района и часть Канавинского. Теплосеть принадлежала Минэнерго и была в состоянии износа, близкому к 100 процентам. Было направлено полтора десятка тревожных писем во все инстанции… Но нас не услышали.
И вот в январе 1977 года рано утром, когда на улице было минус 32, трубопровод не выдержал давления и лопнул, под землю, в кипяток, провалился автобус, погиб водитель. Около сотни домов остались без тепла.
По тем временам эта авария была исключительной. Сейчас, к сожалению, такие ЧП получили право на обыденность…
В газете «Правда» тут же вышла статья о горьковской аварии. И весь Советский Союз бросился нам помогать. Даже не нужно было никого ни о чем спросить. Нам звонили из Свердловска, Челябинска, других городов и говорили: «Мы знаем, у вас беда. Чем мы можем помочь?»
Но были и такие, кто отправлял нам заведомый брак. Нам некогда было испытывать чугунные радиаторы опрессовкой, а когда заполняли системы водой под давлением, они текли, а люди замерзали в квартирах.
Вот и пришлось целую неделю не выходить из своего кабинета. Часа три вздремнешь на диванчике – и хватит. Но дело не во мне. Настоящий героизм проявили люди – работники Минмонтажспецстроя. Им, наверно, и -50 градусов не были бы помехой. Вот где проявился характер русского советского человека.
- О каком из ваших неудавшихся проектов вы сожалеете больше всего?
- Об атомной станции теплоснабжения (АСТ). Построить ее было большим трудом. С какими сложностями сюда везли реактор! По железной дороге его было отправить нельзя, так ледокол пропахал всю Волгу с низовьев и Оку до Щербинок, реактор сюда притащили среди зимы на барже. А в гору как его поднять? Но и это сумели сделать.
Станция была на 90 процентов готова, когда начались все эти митинги и протесты. Тогда мы пригласили экспертов из МАГАТЭ. Немцы, итальянцы, японцы, французы и американцы – всего семь человек - целую неделю работали у нас и дали высочайшую оценку надежности, защищенности и эффективности АСТ.
К сожалению, даже мнение авторитетных специалистов не возымело действия. К тому же, люди были напуганы событиями на Чернобыльской АЭС. И на этом страхе некоторые политики мастерски сыграли и сделали себе имидж. Но это не политики, это конъюнктурщики.
Сегодня судьба станции пока не определена. Именно Борис Немцов разрешил использовать АСТ для производства водки.
Я с удовлетворением воспринял информацию, что губернатор Шанцев решил положить конец этой частной лавочке, станцию достроить и оборудовать на ее базе газотеплоцентраль. Однако пока нижегородцы не информированы о дальнейшем развитии событий…
«Покровка стала улицей для толстосумов»
- Владимир Степанович, это вы придумали сделать Покровку пешеходной улицей?
- Если честно, то нет. Хотя думаю, что решение принято правильное. У многих были сомнения. Ведь в свое время по улице прошла первая в городе троллейбусная линия, которую вытеснил автотранспорт. Но Большая Покровка по своим параметрам не пригодна как транспортная артерия.
Мы решили, что нашим людям тоже надо где-то отдыхать и просто .
Но, к сожалению, Покровка сейчас стала очень дорогой улицей. Чтобы покупать в этих магазинах, надо иметь очень большой кошелек. Поэтому делать эту улицу пешеходной только для толстосумов – это противоестественно.
Сейчас на Покровке даже продукты купить негде. А ведь кругом люди живут. Им что делать? Вот раньше
существовала плановая комиссия, которая подсчитывала, сколько и каких в определенной зоне должно быть магазинов, предприятий сферы обслуживания, школ и детсадов… И попробуй эти нормы нарушить! А сейчас на них мало кто не обращает внимание.
- Многие горожане недовольны тем, что город сплошь и рядом застраивают торговыми центрами. А вы что об этом думаете?
- Я солидарен с ними. Вот в радиусе 400 метров от Московского вокзала – 4 торговых центра. На Алексеевской один торговый центр есть, так рядом еще один строят – говорят, для миллионеров. Но не может же весь город состоять из предприятий торговли и развлекательных центров! Я считаю, на каждый район – один-два крупных торговых центра, а то получится ситуация, как с казино. Не пришлось бы потом бороться с рассадниками «отмывания» денег.
«Ходырев был руководителем от Бога»
- Вы коммунист или коммунист бывший?
- Я вступил в партию в 1970 году, когда работал на машиностроительном заводе. Вступил сознательно, по убеждениям. Партбилет до сих пор со мной. Считаю. Что более гуманных целей, чем коммунисты, перед собой не ставил никто.
- А как вы относитесь к тем однопартийцам, которые сдали свои партбилеты?
- Они даже не ренегаты, они не поменяли свои убеждения, поскольку убеждений у них не было. Это просто приспособленцы, от которых всегда можно ожидать предательства.
И Ходырева я не понимаю, хотя здесь ситуация совершенно иная: взяла верх амбициозность, эмоции. Но случай с Геннадием Максимовичем как нельзя лучше характеризует низкий уровень организационно-партийной работы в КПРФ – от ЦК до первичек. Нельзя отталкивать от себя людей, тем более, опытных партийцев, и выдавать такие действия за какой-то партийный принцип.
Мы С Ходыревым были в деловых и доверительных отношениях. Не друзья, но понимали друг друга. Мы работали вместе, когда он был секретарем горкома партии по строительству. А предыстория его утверждения в этой должности была такая.
Мы с Соколовым ехали в машине. А в это время у нас не было секретаря горкома партии, курирующего строительство и городское хозяйство. Ходырев был тогда секретарем парткома машзавода.
Сколов, зная, что я около 10 лет работал вместе с Геннадием Максимовичем на заводе, спрашивает: «А что ты думаешь о Ходыреве?» Отвечаю: «Считаю, что он с успехом мог бы руководить районной партийной организацией». Соколов молчит. Молчу и я, зная, что Александра Александровича «прорвет», ведь для него тайн в партийной жизни не существовало.
И, наконец, говорит: «А я считаю, что Геннадий мог бы перешагнуть эту ступеньку. Хочу порекомендовать пленуму горкома кандидатуру Ходырева на должность секретаря горкома».
И через два дня пленум горкома утвердил Ходырева в новой должности. И хотя он по образованию не строитель и не коммунальщик, он очень быстро разобрался в городских хозяйственных проблемах. Он очень коммуникабельный человек, прекрасный организатор, умел требовать, не оскорбляя достоинство человека.
Руководители трестов и заводов стройиндустрии его искренне уважали. Он никогда не повышал голоса и даже самый сложнейший вопрос решал с чувством юмора. Никогда не говорил: «Я приказываю», «Я настаиваю». Но люди его безоговорочно слушали, так как доверяли, и делали все, что он предлагал. Это был руководитель от Бога.
Поэтому мне искренне жаль, что его партийная и государственная деятельность угасла как-то невнятно. Я хотел при случае с ним об этом пооткровенничать, ему об этом сказать, но сейчас потерял его следы. Говорят, он и в Москве, и в Нижнем, не работает.
А до этого был помощником Министра регионального развития. Но я думаю, лучше сидеть дома, чем быть помощником министра такой отрасли, которая не является приоритетной у государства.
На мой взгляд, в своей судьбе Ходырев сделал лишь одну роковую ошибку, которая не позволила полностью раскрыть его потенциальные способности.
А тот, кто хочет дать оценку его работы в должности губернатора, должен знать, что именно Ходырев обеспечил погашение областью многомиллионных долгов по внешним займам.
- А что это за роковая ошибка?
- Не скажу…
- К вам всю жизнь обращались «товарищ». Вы не вздрагиваете, когда сейчас вас называют «господин»?
- Меня так не называют. А если называют, то только в обществе настоящих господ. Но меня от этого коробит. И я господами никого не называю.
Господин – это еще одна капля, ускоряющая расслоение общества. Скажите, как обратиться к дворнику? Господин? Он рассмеется. Мужик? Обидится. Эй, ты? Оскорбится. Уж если чуждо для кого-то это чувство товарищества, то употребляй исконно русское обращение «сударь». От него хоть теплом каким-то веет.
Служебные дачи отдали детям
- На ваших глазах начался период так называемой перестройки. Как вы восприняли новые веяния?
- Когда Горбачева избрали генсеком ЦК партии, мы все вышли в приемную первого секретаря горкома партии, включили телевизор и на одном дыхании слушали его речь. Это было что-то новое. Говорит без листа, фразы строит без слов-«паразитов»…
А через полтора года - я тогда был первым секретарем Ленинского райкома партии - из Москвы приехал инструктор ЦК. И вот он мне задает вопрос: «Как вы себе представляете перестройку?» Вопрос уже сам по себе глупый. Я говорю: «Как представляю? Работать надо, думать, совершенствоваться, вперед идти в ногу со временем».
А он в ответ на это вытаскивает газету и начинает мне читать речь Горбачева. Я выдержал около часа, а потом сказал: «Знаете, я просто поражен, что инструктор ЦК Партии может работать так примитивно, как вы».
Разочарование в Горбачеве наступило довольно скоро. У лидера партии не было четкой концепции перестройки, этот термин не имел научной расшифровки. Программа партии была как бы закодирована. Речи его стали раздражать - говорит связными предложениями, но о чем? Мысль не прослеживается, нет конкретики.
А потом, что в первую очередь сделал Горбачев, когда пришел к власти? Сменил более пятидесяти первых секретарей обкомов и крайкомов на преданных ему людей. И именно с него началась эта болезнь, когда новый руководитель тут же меняет аппарат.
- А вы считаете, не надо этого делать?
- Ни в коем случае нельзя делать так резко. Вы только что заняли пост, у вас еще нет достаточно информации, кто из этих людей что из себя представляет. Ты поработай с человеком, а когда убедишься, что он не может быть дополнением твоей команды, безлик, безынициативен, тогда – до свиданья.
Кстати, твои ближайшие помощники могут иметь мнение, противоположное твоему. И если их идеи более рациональны, чем твои, радуйся, что в критический период тебе есть замена.
- В СМИ время от времени поднимается тема, в какой роскоши жили партийные бонзы, какое шикарное содержание им давало государство, какие они имели привилегии. Какими благами пользовались вы?
- Я знаю, что некоторые руководители области, города, районов для охоты пользовались живописными местами за Волгой, служебными дачами. В Зеленом городе был дачный поселок для работников горкома партии и горисполкома, но я ни одного дня в нем не жил, хотя считаю это вполне допустимым. В конце концов, я принял решение отдать эти дачи детскому учреждению.
- Почему вы ушли из власти?
- Работать стало неинтересно. Я тогда был председателем горсовета. Это был первый депутатский корпус после разделения исполнительной и законодательной власти. Абсолютное большинство депутатов впервые столкнулось с законотворческой деятельностью. Амбициям не было предела. Вместо конкретики – словоблудие.
Очень много времени стало уходить на исполнение роли воспитателя, преподавателя этики. А проблемы города не могли ждать, пока мы наговоримся.
Вот тогда я и пожалел, что пошел на альтернативные выборы председателя горсовета, оставив практическую работу председателя горисполкома. Мне не хватало постоянного общения с трудовыми коллективами, строителями, руководителями предприятий. Поэтому я сказал своему заместителю Александру Косарикову: «Извини, но попробуй без меня». И ушел с разрешения депутатов.
Несколько депутатов, по справкам медиков, были не совсем здоровы. Они постоянно накаляли обстановку, пытались сорвать мероприятия. Заместителем у меня тогда был Косариков. Он мне часто говорил: «Не могу, не могу справиться с ними!» Но как-то я сказал Александру Николаевичу: «Попробуй без меня». И ушел.
- То есть, получается, убежали от трудностей?
- Нет, не от трудностей. Просто для меня было противоестественным, что многие депутаты, слуги народа, совершенно далеки от того, чтобы служить народу. А трудностей и на прежних местах работы было предостаточно.
У каждого человека есть свой потолок. Он только до какого-то предела может быть руководителем, а дальше уже его внутреннее устройство не позволяет. В пример приведу Ивана Степановича Силаева, бывшего директора авиационного завода. Это был идеальный директор. А потом он стал министром авиационной промышленности, министром тяжелого машиностроения. Как рассказывают, прекрасно справлялся. А когда стал Председателем Совета Министров РФ - все, потерялся. И не вспомнишь, чем знаменателен этот период, кроме обожествления столыпинской реформы.
Поэтому и я знаю, что у меня есть предел. Я бы никогда не пошел руководить областью. Я не знаю села, специфику сельских районов…
- Так выучили бы по ходу…
- Нет, здесь учиться уже некогда, здесь надо двигаться вперед. И не совсем прилично, когда твои замы видят, что ты не очень разбираешься в своем деле… Конечно, многое можно компенсировать организаторскими способностями, но и их без компетентности будет недостаточно.
А в городе работать у меня, на мой взгляд, получалось. Представляете, идешь по улице, а с тобой здороваются. Это те люди, которые помнят что-то что-то доброе. Я их не всех помню, а они меня – да.
«Мое счастливое число - 13»
- Жена у вас по-прежнему работает в больнице №33?
- Нет, Марина Николаевна уже три года, как перешла в медсанчасть института радиотехники. А ушла она потому, что обеспеченность муниципальных медучредждений всем необходимым пока низкая. После 35 лет работы в больнице решение об уходе далось ей очень трудно.
Представляете, приходит домой жена, заведующая отделением, и плачет: «Я знаю, как вылечить этого больного, поднять его на ноги, но мне нечем его лечить!». А у больного нет собственных средств на дорогостоящие лекарства.
- А дочь у вас по какой линии пошла?
- У нас в семье медики в почете. Дочка Аня - врач, зять - врач, внук Денис учится в 8-м классе лицея №40. Увлечений у него много – то бои без правил, то шахматы, то плавание. Есть еще внучка Олечка – 3 годика. Она меня Вовой называет и Степанычем, и я от этого просто таю.
А вот старший сын Александр организовал собственное предприятие на севере области. Предприятие перспективное, его развитие находится под контролем областного правительства.
Вообще, у меня очень хорошая семья. Марина Николаевна - моя первая и последняя жена. Я счастлив, очень счастлив. Многие люди, конечно, счастливы в браке, но мне особенно повезло.
- Как вы познакомились с Мариной Николаевной?
- Это было в кинотеатре 45 лет назад. Я сидел на 13 месте 13 ряда. А она – рядом. Поэтому с тех пор для меня 13 – самое счастливое число. Вот уже 43 года мы женаты. Марина… она у меня умница. Врач высшей категории, отличник народного образования. Телефонные звонки у нас в доме не умолкают, все просят у нее совета и помощи.
- До какого возраста вы планируете оставаться «в строю»?
- Есть люди, которые ждут-не дождутся пенсии, чтобы посвятить себя собственному огороду. А другим трудно не иметь каких-то общественных забот. Так ведь и деградировать начнешь!
Я сегодня на общественных правах консультанта в торгово-лизинговом объединении «Россия», где до пенсии работал заместителем генерального директора по развитию.
- За фортепиано давно не садились?
- Еще лет 10 назад присаживался. А сейчас раздариваю детям и внукам своих знакомых свои ноты. У меня два любимых композитора – Бетховен и Рахманинов.
- А сейчас почему бросили?
- Инструмент обижать нельзя. Если им пользоваться, то надо не бренчать, а хотя бы приближенно суметь извлечь звуки, которые слышал композитор во время своего сочинения. Естественно, для этого нужна постоянная практика, чтобы пальчики бегали по клавишам, а не спотыкались. Проще пойти на концерт и послушать, что я и стал делать. И за это себю ругаю безбожно.
- Почему?
- Собственная игра – это и работа, и удовольствие. А слушать других исполнителей – только удовольствие.
- Какая у вас пенсия?
- Три пятьсот. И еще мне доплачивает городская администрация 4 тысячи рублей за 15-летний стаж в государственной муниципальной службе.
- Друзей у вас много?
- Мне очень повезло с друзьями. Есть просто друзья, а есть два - лучшие из лучших. С одним, Рейнгардом Сигле, вместе учились в институте. Он немец по национальности. Очень честный, порядочный человек, преданный друг, высококлассный специалист. После института стал главным инженером крупнейшего треста в Ленинграде. Но что получалось? Как где в прорыве серьезная стройка – посылают его, а как наградной лист приходит – его в списках нет, потому что он немец по происхождению. Он несколько раз подавал заявление в партию, но каждый раз его «заворачивали» по этой же причине. В конце концов, у него не выдержали нервы, и вместе со своей семьей он уехал в Германию. Но в Россию он приезжает часто. Кстати, его сын Андрей живет в Санкт-Петербурге, известный композитор, написал музыку к фильмам «Синдикат», «Улицы разбитых фонарей», многим фильмам Сокурова.
А второй друг – нижегородец, был директором школы №180 Аркадий Тихонович Калинин, сын Героя Советского Союза. Мы с ним все отпуска проводили на Волге, на природе. Вот это по мне!