«Дед хотел, чтобы мы отдали себя не мужьям, а строительству коммунизма»
Внучка легендарного нижегородского революционера Петра Заломова раскрывает малоизвестные факты его жизни.
Это мы все знаем еще со школьной скамьи: именно наш земляк Петр Заломов первый в России, 1 мая 1902 года вышел на демонстрацию с красным знаменем, на котором было написано «Долой самодержавие!» Смелость сормовского рабочего настолько поразила Максима Горького, что он сначала ежедневно посылал Петру в тюрьму хорошие обеды, а потом и запечатлел его в образе Павла Власова в своем романе «Мать».
Вот, пожалуй, и все, что мы знаем об этом неординарном человеке. Согласитесь, образ несколько однобокий, этакий «монумент». А между тем, Петр Заломов был очень разносторонним и интересным человеком. Всю жизнь преданно любил одну женщину, писал неплохие стихи, успешно разводил плодовые деревья… О том, каким он был, «живой» Петр Заломов, я попросила рассказать его внучку, 79-летнюю Нину Николаевну Пенькову.
Хотел свести счеты с жизнью
…Как известно, Петр родился в многодетной семье рабочего. Семья еле сводила концы с концами. И это притом, что отец Петра Андрей Заломов работал по 16 часов в сутки на механическом заводе Курбатова (тогда он располагался в районе нынешнего трамплина, потом стал заводом Ульянова, а сейчас – «Термаль»). Единственной отрадой для человека, измученного каторжным трудом, была водка. Андрей Заломов умер в 38 лет – надышался на заводе ядовитых газов – и оставил свою жену Анну Кирилловну с пятью детьми на руках. Среди них был и 11-летний Петя.
Власти пристроили женщину во Вдовий дом (сейчас – общежитие №2 политеха на площади Лядова). Анна Кирилловна перебивалась с копейки на копейку, перешивая из старого тряпья дешевые детские вещи, подрабатывала повитухой. Женщина очень хотела, чтобы сын не повторил судьбу своего безвременно сгоревшего отца. Она обивала пороги в поисках для сына работы «почище». Однако ни в конторы, ни в магазины Петра брать не хотели – нужны были «связи». Пришлось мальчику идти учеником слесаря на тот же Курбатовский завод, где с 12 лет начал тянуть лямку его отец. Петру положили 20 копеек в день. При этом работал он как взрослый – с пяти утра до семи вечера. Да плюс три ночи в неделю и все праздники.
- Петр Андреевич вспоминал, что спать ему хотелось настолько, что он был готов свалиться на камни мостовой, в грязь, куда угодно, - рассказывает Нина Николаевна Пенькова. – А в 17 лет обнаружил, что не может делать быстрых движений – задыхается.
В те годы Петр даже думал о самоубийстве. Останавливала его только мысль, что будет с его матерью… Анна Кирилловна казалась ему беспомощной и совсем не приспособленной к жизни.
Научился врать и не краснеть
Некоторый просвет в унылой жизни Петра появился, когда он в 15 лет познакомился с идеями Маркса и Энгельса. Когда ему предложили вступить в рабочий марксистсткий кружок, юный Заломов задумался: а вдруг он выдаст товарищей под пытками? И юноша начал приучать себя переносить любую боль.
- Как-то на заводе он специально ударил молотком себе по ногтю, - рассказывает Нина Пенькова. – Потом вогнал сверло в мякоть ноги повыше колена.
Следующим этапом Петр решил научиться… врать и не краснеть. Революционеру ведь так важно уметь скрывать от недругов свои истинные мысли, чтобы никто ничего не мог прочитать по его лицу! Для этого Заломов специально лил себе кипяток на запястье, добиваясь того, чтобы от боли не дрогнул ни один мускул. А когда рабочие стали спрашивать, что с ним произошло, Петр соврал, что наливал из титана чай и вот, пострадал. Говоря неправду, он также контролировал выражение своего лица. Люди ему поверили. Хотя если бы они дали себе труд задуматься, то поняли бы, что при таком раскладе Петр обварил бы не запястье, а кисть. Тогда парень уяснил: можно сказать маленькую неправду, и никто не заметит большой лжи.
Как-то Петр рассказывал в цехе сальный анекдот. Один рабочий, которого юноша уважал за образованность и чистоту в одежде, презрительно посмотрел на него. Это навсегда отбило у Заломова охоту материться.
Стоек был парень и к другим «радостям» жизни. Его 16-17-летние коллеги ходили в публичные дома, имели любовниц, Петр посещал театр, читал книги. Не пил он и спиртного. Как-то он с товарищами отправился на маевку на берег Оки, на Слуду. Пили чай, ели булку с колбасой. И вдруг кто-то из маевщиков достал бутылку водки. Петр был в шоке! Сорокаградусную налили в рюмки и запели: «Выпьем мы за того, кто писал «Капитал», за героев его, за его идеал!» Юноше казалось кощунством пить водку и говорить о революции, но тогда ему пришлось поддержать компанию...
Не полез в западню к пьяным хулиганам
Постепенно Петр втягивался в революционную работу. Его познакомили с сестрами Невзоровыми, и он был пленен красотой и умом Зинаиды и Софьи. Зинаида, невеста революционера Глеба Кржижановского, отзывалась о Петре, как об очень осторожном человеке. Так оно и было. Он ничего не делал «с кондачка», все тщательно взвешивал.
- Из-за этого у него даже вышел спор с друзьями, - вспоминает Нина Пенькова. – Как-то Петр отмечал день рождения, к нему пришли лучшие девушки, и вот завистник Ларька бросил кирпич в его окно. Когда Петр с друзьями встретили Ларьку на улице, один из парней отвесил хулигану пощечину. Тогда Ларька подговорил трех рабочих за ведро водки забить Заломова и его друзей баграми, когда те поедут кататься на лодке. Петру стало известно об этих планах, и он предложил товарищам отменить катанье. Те уперлись. Видимо, сочли благоразумие Петра за трусость. Тогда он поехал с друзьями на лодках и катался до темноты.
- Между тем, врагов все не было видно, - продолжает Нина Николаевна. - Оказалось, что злоумышленники притаились за Большим Печерским островом. Друзья звали Петра ехать туда. Но тут уж он решительно заявил, что не пристало бойцам за революцию лезть на рожон, и отдавать свои жизни ни за что, ни про что. Они доказали, что не трусы. И довольно.
Вскоре о взглядах Петра узнала мать, Анна Кирилловна. Поначалу она только испуганно плакала. Но сын терпеливо вел с ней многочасовые беседы. Как-то, много лет спустя, он признался, что не было в его агитаторской работе «материала» сложнее, чем его собственная мать. Потихоньку Анна Кирилловна начала помогать ему: прятала нелегальную литературу, возила прокламации в кадке с соленой капустой. И всегда следовала «фирменным» рецептам сына: держись поближе к жандармам, не прячься, будь у них на виду. Тогда им и в голову ничего не придет.
- Таких хитростей у него в запасе было полно, - рассказывает Нина Пенькова. - Однажды ночью он разбрасывал прокламации по Казанскому съезду. Вдруг навстречу - два полицейских. Как спастись? Подошел к поленнице, к которой только что прикрепил листовку и сделал вид, что остановился тут по малой нужде. Полицейские рассматривали его и не заметили прокламаций.
Судьи не могли сдержать слез
Когда в 1902 году в кружке было решено выйти на первомайскую демонстрацию в Сормове с красным знаменем в руках, 24-летний Петр сразу предложил себя в качестве знаменосца. Хотя он прекрасно знал, что за подобные поступки по законам того времени полагалась виселица. Замысел кружковцев был таков: пройти по Сормову со знаменем, привлекая к себе как можно больше рабочих, а при первой опасности флаг спрятать и рассеяться в толпе.
Однако втайне от товарищей Петр решил, что не спрячет знамя, а пойдет с ним на солдатские штыки. Рассуждал он так: если он погибнет на глазах у рабочих, это произведет на них большее впечатление, чем если потом с ним разделаются где-нибудь в застенке.
Первого мая демонстранты с пением «Варшавянки» пошли по Главной улице (сейчас – Коминтерна) по направлению к Дарьинской проходной завода. Солдаты со штыками наперевес ринулись им навстречу. Впоследствии Петр вспоминал, что это был высший момент счастья в его жизни. У него вырвали знамя, и под конвоем двенадцати человек доставили к губернатору Унтербергеру. Но Петр гордо отказался с ним разговаривать.
- В тюрьму ему стали носить хорошие обеды от Максима Горького, - рассказывает Нина Пенькова. - Однако когда ему и товарищам запретили свидания с родственниками, Петр объявил голодовку. Отказался даже от воды. К первому же вечеру Петр лишился голоса, слизистая горла и рта пересохла и кровоточила. А на четвертые сутки солдаты на руках вынесли его в тюремную больницу. В итоге, свидания были разрешены.
Когда на суде Петр начал рассказывать о безотрадной жизни рабочих, у многих на глаза навернулись слезы, а адвокат и вовсе не смог их сдержать. Вместо повешения суд определил Заломову пожизненную ссылку в Восточную Сибирь. Его по этапу отправили в глухую деревню Маклаково, что в 380 километрах на север от Красноярска. Вскоре туда к нему приехала революционерка и любимая девушка Жозефина Гашер, и они стали жить вместе...
Трепещущего ангела в жены не взял
Сейчас, наверно, самое время рассказать о женщинах в жизни Петра Заломова. Свою первую любовь – хорошенькую Зоечку Стеблеву, дочку фельдшерицы – Петя встретил еще во время житья во Вдовьем доме. Много лет спустя у него открылись глаза на то, кем на самом деле была эта девушка. Рожденных вне брака детей юная красотка сплавляла в воспитательные дома. Когда Петр, повзрослев, как-то встретил ее на улице и пошел за нею, девушка устроила истерику: дескать, по улице за ней гнался незнакомый пьяный мужик. А когда в театре Зоечка оказалась случайной соседкой Петра, то брезгливо отодвинула от его скромной блузы белый рукав своего кисейного платья и пересела на другое место. Однако светлое чувство к Зоечке сохранилось у Петра на всю жизнь. Наверно, именно ей он посвятил эти стихи:
Вы променяли на жалкую лужу
Бурный, безбрежный любви океан
Слез вы хотели? Но сильному мужу
Чужды и слезы, и жалкий обман.
Разочаровавшись в Зоечке, Петр понял, что в в жены ему нужен «не прекрасный трепещущий ангел, а единомышленник по борьбе и бестрепетный мужественный товарищ». И такую девушку он встретил в марксистском кружке. Жозефина Гашер происходила из «интернациональной» семьи. Отец Эдуард Гашер – специалист по окрашиванию текстиля - приехал в Россию из Эльзаса. Мать Жозефины была немкой. Родители хотели дать дочке хорошее образование и удачно выдать замуж. Однако с годами мысль, что из нее готовят образованную куклу, стала для Юзи (так звали Жозефину близкие люди) невыносимой. Зачем учить языки, читать книги? Неужели только для того, чтобы где-нибудь в обществе щегольнуть «умной» фразой? В 16 лет девушка начала давать уроки в московских купеческих домах. Мать была недовольна дочерью, но ничего поделать уже не могла.
А вскоре Юзя окончательно покинула отчий дом – уехала в Питер и поступила на Высшие бестужевские курсы, на историко-филологическое отделение. К моменту знакомства с Петром она была уже достаточно опытной революционеркой. На жизнь Юзя зарабатывала преподаванием в Канавинской гимназии. Их отношения с Петром были строгими и целомудренными. И только когда Юзя под видом двоюродной сестры навестила его в тюрьме, Петр «впервые в жизни поцеловал женщину не родственницу».
Были ли у него в жизни другие романтические увлечения? Судя по стихам, да. В строках, которые он написал на закате своей жизни, мы читаем обращение к неизвестной девушке:
Я хотел бы завитком твоим играть.
Жизнь без женщины ничтожна и пуста!
Я хотел бы стройный стан твой обнимать
Нежно, страстно целовать твои уста.
Но умею я владеть своей душой.
Разделяет нас гранитная стена.
Я старик, разбитый жизнью и больной.
Молода ты и в другого влюблена.
Однако именно Жозефина на всю жизнь осталась самой большой и преданной любовью Петра. Об этом косвенно говорит даже тот факт, что третья дочь у Заломовых родилась в 1924 году, когда Жозефине было уже 49 лет, а Петру – 47. К сожалению, маленькая Юлечка в два года умерла от дифтерита. Жозефина Эдуардовна пережила мужа на 9 лет и умерла в 1964 году в возрасте 89 лет.
Бежал из Сибири на деньги Горького
Однако вернемся к сибирской ссылке. В 1905 году Горький переслал Петру 300 рублей – на побег. Интересно, что супруги решились на это, казалось бы, в самый неподходящий момент – у Петра и Жозефины в январе родилась первая дочка Галина. Тем не менее, Юзя активно помогала мужу в организации побега. То, что на неопределенное время она останется одна, за тысячи верст от мужа с трехмесячным грудничком на руках ее, казалось, не беспокоило.
За две недели до побега Петр и Юзя отправились к священнику. Их обвенчали, несмотря на то, что Юзя была лютеранкой, а Петр – христианином. Принять веру мужа женщина отказалась.
Бежал Петр так. Он якобы ушел на охоту, а поскольку он делал это часто, никого не насторожило его 2-3-дневное отсутствие. Когда полиция явилась к Жозефине с расспросами, та предстала им в образе несчастной брошенной жены. Петр же без особых проблем добрался до Киева. Законспирироваться ему оказалось проще простого – его привыкли видеть с большой бородой, а он взял и сбрил всю свою пышную растительность. Супруги воссоединились через семь месяцев, и тут же на радостях зачали вторую дочку – Елену, которую в семье прозвали Лелей.
После восстания на Красной Пресне в 1905 году, в котором Петр Заломов принял живейшее участие, его здоровье резко ухудшилось. Дали о себе знать голодовки, побои и лишения. В это время Жозефине Эдуардовне предложили место учительницы в маленьком городке Судже недалеко от Курска.
Сажал внуков в чулан
В Судже у Петра открылся талант к садоводству. Он наладил переписку с Мичуриным и развел у себя в саду плодовые деревья 116 сортов. На своих трех сотках он собрал растения из Сибири, с Кавказа, из Украины, Крыма. На его «плантациях» рос и виноград, и фундук, и маньчжурский орех. Петр даже вывел собственный сорт – «ранет Заломова» с приятным пряным ароматом, за что получил премию в 750 рублей!
- Помню, дедушка просил, чтобы я к некоторым яблоням и сливам и близко не подходила, он на них опыты ставил, - вспоминает Нина Пенькова. – А я не послушала и ободрала всю сливу! Дед и бабушка не били нас и не ругали. За провинности сажали в чулан. Запрут наедине с книжкой на день, только еду приносят.
Заломов проявил себя и как конструктор-рационализатор. Так, он сам сделал комнатную плодосушилку на 60 килограммов яблок, машинку для резки яблок и особую садовую лестницу.
Во время Великой Отечественной войны седой, как лунь и с трудом передвигающийся Петр Андреевич ездил по госпиталям и поддерживал своими выступлениями раненых бойцов. Не раз он навещал и завод «Красное Сормово».
- И хотя здоровье у него ухудшалось с каждым годом, от курортов он упорно отказывался, - рассказывает Нина Пенькова. – Говорил: «Чем Суджа хуже какого-нибудь Пятигорска? Да и не все ли равно – прожить ли чуть-чуть подольше или поменьше, когда дело победы коммунизма твердо обеспечено?»
В последние годы Петр Андреевич стал жаловаться на боли в голове и провалы памяти. Мог уйти куда-нибудь и потеряться. Тогда внуки бегали искать его. Петр Заломов умер 18 марта 1955 года в возрасте 78 лет. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
Внук отказался от фамилии Заломов
Кем стали потомки Заломова? Дочь Галина пошла в инженеры, а младшая Леля стала, как и мать Жозефина, учительницей.
Мама рассказывала, что дедушка воспитывал их для строительства коммунизма, и даже считал, что им не стоит выходить замуж, - улыбается Нина Николаевна. – Когда маме было 17 лет, дедушка написал ей «Завет дочери пролетария»:
Нам не кроткие лани – орлицы нужны,
Чтоб разить!
И в последнем, кровавом, бою
Мы должны победить!
И когда мама и тетя Леля одна за другой выскочили замуж, это несколько расстроило деда, - рассказывает Нина Николаевна. – Он очень сокрушался, что у него не родилось сыновей.
Сокрушался революционер, видимо, не зря. Из его многочисленных потомков – Галя произвела на свет двух дочек, а Леля – четверых сыновей и дочерей – никто не носит фамилию Заломовых. Правда, Леля назвала сына Петром и дала ему фамилию деда. Но, достигнув совершеннолетия, внук революционера поменял фамилию на Кирсанов – как у отца, и матери.
- Я должен носить свою фамилию, а не чужую, - пояснил Петр. – Пусть даже такую героическую, как Заломов.